Скир лежал у ее ног. Отсеченные крепостной стеной слободки таяли в утреннем мареве, но улицы, дома, гавань — были как на ладони. Мгновения Айра что-то выглядывала внизу, затем сбросила на камень суму, платок, сняла с пояса жезл и, стиснув его в ладонях, выставила руки перед собой. Раздался чуть слышный треск, на каменном набалдашнике повисла капля воды, тут же обратилась льдом, за ней побежала следующая, и вскоре в руках у колдуньи образовался искрящийся посох. Она подняла его над головой, зажмурилась и вдруг прошептала короткое слово, от которого сверкающий ледяной штырь исчез, развеялся, рассыпался искрами брызг — таких мелких, что, подними разморенный светилом стражник голову, разглядел бы у оголовка маяка радугу. Но стражник клевал носом, а Айра уже спускалась вниз по ступеням, вымолвив чуть слышно только одно:
— И ты уже здесь? За долгим дыханием прибыл?..
Нижнему городу безлюдные улицы и не снились. Какие бы беды ни нависали над Скиром, но конец лета есть конец лета. Время сбывать урожай и полнить запасы на зиму выгоняло на улицы и продавцов, и покупателей. И хотя до больших ярмарок еще следовало дожить, череда праздников наступала.
А первый из них — день доблести, в который испытывались молодые воины, почти уже наступил. Но какой же день доблести без запеченного с осенней ягодой фазана и цветочного вина, пусть даже на арене Скира будут биться за собственную честь не простолюдины, а танские сынки? Нет, надо было выбираться на улицу и ругаться с торговцами птицей, присматривать уголь для очага, да выбирать, чтобы меньше в нем было пыли. А еще покупать ягоду, интересоваться у молочника, откуда масло пришло в этот раз, — да мало ли было дел?
Хорошо хоть жара вдруг спала. Небо еще не потемнело, но с запада потянуло свежестью. Да так потянуло, что галера конга не сразу из гавани выбралась, убрала парус и пошла под углом к ветру, в Гобенген наверное. В Скире еще лето никак не отступит, а у северного берега, как обычно, и снег уже не в диковинку.
Кутаясь в платок и уворачиваясь от дородных горожанок с корзинами и пузатых горожан, что уравновешивали животы заброшенными за спину мешками, Айра подошла к трактиру. Толкнула скрипучую дверь и вновь оказалась под темными сводами, которые когда-то принадлежали ее отцу — Яригу. У стойки вытирал полотенцем пальцы ее названый брат, которого полгорода по привычке звало младшим Яригом, хотя куда ему было до усыновившего его старика.
Айру трактирщик встретил улыбкой, хотя еще вчера, когда она заглянула в трактир, с лица спал, поперхнулся глотком вина, даже локоть о дубовый стол расшиб. Однако теперь, когда его страхи, что сестрица востребует имущество папеньки, развеялись, радовался ее приходу искренне. Тем более одолжения большого она не попросила, так, лишь свести ее с нынешними властителями ночных улиц, охотниками за чужим добром, только не с грабителями и убийцами, а с теми, кто говорит мало, ходит неслышно, да видит многое.
Свести ее трактирщик свел, даже диковинный золотой за услугу получил, а пуще всего радовался тому, что расплачиваться за сводничество опять же ему не приходится. Названая сестрица мало что сама со всеми новыми знакомцами рассчитывалась, так и за то небогатое угощение, что на стол получала, медяки оставляла.
Радовался трактирщик, а в голове тревогу не отпускал. Семнадцать лет назад плохо приход Айры закончился — полгорода разрушено было, как трактирщик сам выжил, толком так и не понял. Хотя что теперь-то могло случиться? Войска чужого за городской стеной не было. Иноземцев расплодилось много, так и они в городе не часто гостили. Снат Геба стал стар, так при нем постоянно братья Рейду крутились, да и тан Ойду крепким был пока еще воином. Может, и не стоило ничего бояться?
Именно так размышлял лысоватый трактирщик, который много лет назад еще подростком помогал выбраться из Скира юной девчушке, будущей матери Рич. Хотя саму девчонку он так и не рассмотрел. Можно сказать, что совсем она на глаза ему не попалась. Потом до него слухи дошли, кого вывел из города хромой воин, что частенько заглядывал в трактир, чтобы опрокинуть кубок-другой хорошего вина.
Зажмурился трактирщик и вспомнил незабываемое: как вышел на арену тот самый пьяница, седой хромец, и убил великана хенна, одним ударом завоевав себе свободу. Что с ним потом-то стало? Разное говорили, но толком никто так и не разъяснил! Спросить бы хоть у кого? Может быть, Айра знает? Хотя откуда… Да и не до него ей сейчас, вчера только переговорила с десятком мерзавцев, а теперь и старых приняла, и новых приветила! За что она им серебро отсыпает? Вызнать бы!..
— Спросить чего хочешь? — прищурилась Айра, вглядываясь в выцветшие от плохого света глаза, когда все ее собеседники растворились в трактирном полумраке.
— Нет! — испуганно затряс головой трактирщик. — Зачем голову полнить? Шея будет уставать!
— Да, — согласилась Айра. — Шею нужно беречь. Так вот ради твоей шеи скажу тебе кое-что все-таки. Потому как хоть пустая голова шею не напрягает, но зато и поворачивает ее порой не туда. Если вдруг в твой трактир забредет коротышка ростом в три локтя, а особенно если у него будет с собой короткий широкий меч в ножнах — точно как заступ без рукояти, да фляга медная — беги! Если увидишь старика с искрами в левом глазу да с посохом — беги стремглав. Хотя вряд ли он тебе искрами светить станет. Разглядишь статного воина смеси корептских и хеннских кровей или кого из его свиты, а в свите у него сплошь бабы, да с мечами — прыгай в самый глубокий погреб и не дыши. А вот когда вдруг почувствуешь, что вокруг тебя происходит что-то непотребное, к примеру, мертвяки подниматься начнут на ноги или напасти какие небывалые навалятся, — лучше всего сразу бросайся на самый острый кухонный нож. Сердце вот здесь, кстати, — ткнула Айра младшего Ярига в грудь пальцем. — Но если что — имей в виду, за каждую новость, кроме последней, два золотых заплачу.